Марк Розовский – советский и российский театральный режиссёр, драматург и сценарист, композитор, прозаик, поэт. Народный артист Российской Федерации, художественный руководитель Московского театра «У Никитских ворот». Член Союза писателей. Член общественного совета Российского еврейского конгресса. Академик Пушкинской академии, член ПЕН-клуба, академик Академии искусств и Академии эстетики и свободных искусств.
– Марк Григорьевич! Всегда испытываю кроме огромного пиетета и огромное удовольствие от общения с вами. Но сегодня ведь «не просто так» – скоро ваш юбилей! Разве это не повод «остановиться и оглянуться»?
– Юбилей юбилеем… Самого себя неловко цитировать, но когда мне исполнялось 80, я сказал, что «юбилей – это катастрофа с оттенком праздника». Справедливость юмора этих слов можно подтвердить и сейчас. Почему катастрофа? Нелепо самому подводить какие-то итоги собственной жизни – ведь она ещё продолжается, рассказывать о себе всегда трудная задача – не видишь себя со стороны. Но попытаюсь вкратце не столько рассказать о себе, сколько о времени, в котором я жил и о друзьях и коллегах, которых бесчисленное количество. Честное слово, я не преувеличиваю! Я родился в 1937 году, том самом… 37-й не нуждается в особых комментариях – все знают, что это, может быть, самый трагический год в истории нашей страны. Родился 3 апреля в Петропавловске-Камчатском, куда поехали по зову своего советского сердца строить социализм мои родители по окончании Московского инженерно-строительного института. А 3 декабря 1937 года за отцом пришли, и он отсидел 18 лет в сталинских лагерях и ссылках. Моё детство – безотцовщина, так сложилась моя судьба. К сожалению, сталинское время было страшно не только тем, что кого-то без суда и следствия ставили к «стенке», а кто-то умирал в застенках. Но ещё – и об этом мало думают и ещё меньше говорят – сталинское время разрушило миллионы семей! Волей-неволей трагедия из лагерей переносилась и на территории, где ждали и очень часто не дожидались «своих».
– Не могу здесь не упомянуть ваш большой художественной и даже публицистической силы спектакль «Папа, мама, я и Сталин». Я видел в зале зрителей практически всего возрастного спектра!
– Сегодня мы существуем под всякого рода угрозами. Одна из угроз в России – желание восстановить сталинщину, совершить реванш Сталина. Отсюда много нового вранья, новой лжи, очень много говорят о его «положительных сторонах», в кавычках. Но он построил систему, основанную на страхе и беспрекословном подчинении, усреднённой одинаковости и эдакой «жизнерадостности в нищете». Он обесценивал жизнь человеческую, единственную и неповторимую, он внушал массам видимость счастья с помощью всепроникающего вранья. Его личная жестокость, бессердечие не знали границ, подпись Сталина с резолюцией «Расстрелять» стоит на 362 списках! Поэтому разговоры, что «он не знал», «это другие осуществляли террор» – очередная ложь! Он осуществил геноцид целых народов, не забывая при этом врать про дружбу и равенство, был очень мстителен и деспотичен. Он вверг нашу страну и мир в чёрную дыру истории, сначала побратавшись с Гитлером, а потом превзойдя его в пролитии крови. Ещё не наступило время для «сталинского Холокоста», я настаиваю на этом термине! Гитлеровский Холокост осознан в мире. А сталинский Холокост начался с убийства великого еврейского мыслителя и актёра Соломона Михоэлса. А далее был расстрел Еврейского антифашистского комитета почти в полном составе, потом дело врачей, «убийц в белых халатах». С пытками! С чудовищными преступлениями, которым победитель в войне после Освенцима подверг в своей стране лучших людей еврейской национальности! Что это, если не Холокост? Не было бы Сталина, подельника Гитлера, и самой войны, возможно, не было бы! Напомню, мировая война началась ровно через неделю после их преступного сговора. Кто не хочет это знать – сам преступник, пособничество преступлению – часть самого преступления. Здесь мы имеем дело с сознательным желанием держать людей в неведении зла, с сознательным оглуплением масс. Этим занимался сам Сталин, это занятие дьявола! Этому надо противостоять!
– Очень эмоционально и впечатляюще вы сказали. Трудно после этого, но продолжим всё же… Как вы, камчадал, оказались в Москве?
– Бабушка приехала за мной на Камчатку и забрала меня в Москву, потому что у мамы продолжал действовать контракт. Во время переезда на пароходе во Владивосток бабушка отметила мой первый «юбилей» – годик. Вот с той поры я считаюсь москвичом. В июне 41-го мы оказались на детском курорте в Анапе, но началась война и мы прожили там года полтора, спасаясь от бомбёжек. Мы успели уехать оттуда за три дня до прихода фашистов! Ехали как беженцы через Чечню в Махачкалу, потом через Каспийское море в Красноводск в Туркменистане. Там мы 40 дней жили вообще на тротуаре, потом, уже после Сталинградской битвы, в 43-м году, можно было перебраться в Куйбышев. Там жили наши родственники, они приютили нас. Затем вернулись в Москву, в полуподвал на Петровке, в центре Москвы.
Всё моё детство прошло там. В 1944 году я пошёл в школу. Это уже было счастье! В школе были потрясающие учителя, учились такие знаменитые впоследствии люди, как Елена Боннэр, Борис Мессерер, Евгений Светланов, Эдвард Радзинский, Александр Свободин, Людмила Петрушевская, когда обучение стало совместным. Соседкой по дому была Инга Артамонова, будущая чемпионка мира, конькобежка. Я окончил школу в 1954-м, только-только умер Сталин. Надо было думать «кем быть». Я поступил на факультет журналистики МГУ. Ездил на целину вместе со своими сокурсниками. Ехали в теплушках, жили в казахстанской степи в землянках – это было такое духоподъёмное приключение, романтика. Работал копнильщиком на комбайне. Но могу сказать: я уехал на целину одним человеком, а вернулся антисоветчиком. Не потому что мне не понравилось на целине! Совсем нет! Но столкновение с реальной советской «глубинной» жизнью заставило меня анализировать, размышлять и что-то понимать. Я увидел непрекращающиеся ложь и лицемерие, бесчеловечность, которые меня потрясли и оскорбили.
Когда я вернулся с целины, вместе с друзьями мы организовали эстрадную студию МГУ «Наш дом». Она просуществовала 13 лет, мы сделали множество спектаклей. Студию открывал Аркадий Исаакович Райкин, мой кумир, впоследствии часто вступавшийся за нас. «Наш дом» был очень популярным театром и началом моей жизни в искусстве. Там я стал заниматься режиссурой и авторством. Это было светлое время молодости, омрачённое несвободой во всех сферах жизни. Вопреки всему, в «Нашем доме» я сделался свободным человеком, и не я один. Компания ребят, которые тогда были никому неизвестны, компания одарённейших личностей! Многие из них стали сегодня народными артистами, некоторых уже нет в живых – моих друзей Алика Аксельрода, придумавшего КВН в СССР, врача-реаниматора, ведущего первых 22 передач КВН, Илюши Рутберга, Вити Славкина, Семёна Фарады. Мы были очень разные, все они были старше. И я воспринимал своих друзей «открывши рот». Алика я вообще считал за отца, хотя он был всего на 5−6 лет старше меня. Но его житейская и человеческая мудрость, тонкость производили на меня колоссальное впечатление!
Нас объединяло творчество, «сердца бились в унисон» и головы, молодые головы, работали непредсказуемо. Мы делали сногсшибательные спектакли по форме, да и по смыслу. Всё делали с упоением и, главное, с желанием двинуть страну, по сути, к переменам, к перестройке, хотя этого слова тогда ещё не произносили. Было сделано несколько спектаклей, и тогда я почувствовал в себе некую «режиссёрскую мышцу». Я впервые поставил на русской сцене Андрея Платонова, поставил Гоголя, Михаила Кольцова, Салтыкова-Щедрина. У нас был 600-местный зал, который был всегда полным, студенты «висели на люстрах». Да и не только студенты – клуб МГУ аккумулировал многие интеллектуальные силы в Москве. Это было уже начало 60-х годов и того, что потом получило название «шестидесятничество» – время высвобождения общественного сознания. После смерти Сталина, после ХХ съезда, после оттепели или, точнее, её видимости – дышалось немного иначе. Было много искренности, надежд, которые оказались иллюзиями, потому что 60-е годы – это и годы ввода войск в Чехословакию, процесс над Синявским и Даниэлем, это движение «подписантов», когда людей выгоняли с работы за поддержку своих коллег. Это был период, когда мы почувствовали нечистую силу режима, его сокрушительные удары. В итоге каждый наш спектакль запрещали, каждый спектакль приходилось «пробивать», все попытки упирались в стену. Кончилось же всё плачевно – студия «Наш дом» в 1969 году была ликвидирована. Именно ликвидирована, как в революцию говорили – «ликвидировать», то есть поставить «к стенке». Мы все как один оказались без работы с клеймом антисоветчиков. Тогда мы не могли согласиться, что мы антисоветчики. Я кричал парторгу МГУ, пытаясь защититься: «Приходите, посмотрите наши спектакли! Мы патриоты. Никакие мы не враги!» Но потом, по здравому рассуждению, и даже сейчас я думаю, что мы как раз и были антисоветчиками! А кем же мы были? Были неистовые ребята, которые с разбегу бились головой о стену режима, пытаясь эту стену разрушить. Мы жили за «железным занавесом», никто в мире нас не поддерживал, кроме нашей публики, пока студия существовала. Это был первый экзамен на гражданственность и на профессионализм.
После МГУ я окончил в 1964 году ещё Высшие сценарные курсы, и это тоже было огромное подспорье для моего становления. Нам удалось посмотреть, несмотря на цензуру, в Театре киноактёра, где находились курсы, лучшие фильмы мирового репертуара, всё, что возможно было тайно показать студентам. Были потрясающие лекторы, интеллектуалы – Шкловский, Ромм, Тарковский… А рядом со мной сидели Ф. Горенштейн, Ю. Клепиков, И. Авербах, Э. Ахвледиани, друзья Бродского Е. Рейн, А. Найман… И мы все общались каждый день, в течение двух лет! Это был как прыжок в стратосферу! И более того, я переходил улицу и приходил в журнал «Юность», где работал по окончании журфака. И тут я жал руку Евтушенко, Аксёнову, Вознесенскому, Искандеру – мы не были закадычными друзьями, но общались очень часто. И вместе выступали! А Горин, Арканов, Хайт, Курляндский, Славкин… Они были авторами наших капустников и «Нашего дома», и естественно, что первые публикации нынешних классиков, будучи редактором отдела «Пылесос» в «Юности», я направлял в печать. Сотрудничал тогда в «Юности» и в «Крокодиле» Марк Захаров. Потом появился Жванецкий. Такая вот весёлая «шайка-лейка».
– Как вам жилось после ликвидации «Нашего дома»?
– Первое время было невыносимо тяжело. Иногда, не поверите, приходилось жить на 20 копеек в день! Я помню, как бутылки сдавал. Но настроение всё равно было боевое! Потому что дружба была, потому что хотелось и пробить, и пробиться. И победить на своём поле! В таких условиях всю нашу компанию спасало чувство юмора, общей судьбы и давало какую-то надежду, что если не завтра, то хотя бы послезавтра что-то получится. Кстати, страна изменялась, двигалась по миллиметру, иногда шажком, к другому, даже если не политическому режиму, то состоянию умов. Это может быть важнее всего остального! И мы знаем людей, которые не прогибались! Перестройка в нашей стране случилась ведь не потому, что кто-то «делал» её. Застой застоем, а в глубине болота идут бурные процессы, зреют силы, готовые гейзером, вулканом вырваться! Каждый делал своё дело, пусть микродело, но вместе соединённые эти микродела оборачивались силой противостояния. А иногда и одиночка давал больше, чем массы людей – «Архипелаг ГУЛАГ» стал ядерным взрывом! В России такая историческая закономерность наблюдаема – всё вроде сегодня спокойно, а завтра работавшая система вдруг оказывается «расщеплённой».
Мне везло на людей, которые в трудную минуту протягивали руку и давали возможность работать. Я приобрёл опыт работы в профессиональном театре. В Рижском театре русской драмы Аркадий Кац дал мне возможность поставить три спектакля. Было несколько опытов работы в ведущих театрах страны, прежде всего у Г. Товстоногова в БДТ («Бедная Лиза», 1973, «История лошади», 1975) и у О. Ефремова в МХАТе («Амадей» с О. Табаковым, 1983)! Финансово помогла работа в кино, фильм «Д’Артаньян и три мушкетёра», 1978, с моим сценарием, его огромный успех. Один из моих учителей в театре, наряду с Г. Товстоноговым, драматург А. Н. Арбузов (я также занимался у него в студии) называл меня «ванькой-встанькой» – на тебя давят, а ты восстаёшь.
– Поговорим о вашем театре, у него ведь тоже юбилей в следующем году!
– Хотя к началу 1980-х я успел поработать во многих профессиональных и лучших театрах, мне так или иначе хотелось своё дело иметь! Свой авторский театр! Авторский театр невозможно сделать в чужом театре, невозможно навязать свою драматургию и своё режиссёрское мышление, там всегда ты будешь случайно. И хотя после БДТ и МХАТа мне «открылись двери» и я мог бы ставить в любом театре страны, я спустился снова в самый низ, в драмкружок, в любительский драмкружок в Доме медиков! Там и зарождался театр. У меня есть книжка об этом под названием «Театр из ничего». Мы создали его с нуля! И в этом году ему исполняется 39 лет!
Я не назначенец, в основе моего театра студийность. Поэтому за все годы я не имею (стучу по дереву!) ни одного доноса, не было ни одного собрания, где бы был раскол театра, дверь моего кабинета всегда открыта, у меня нет приёмных часов, дело требует – заходи, будем решать. Студийность – завещанная нам Станиславским, Вахтанговым, Мейерхольдом форма существования театра, который идёт к своему профессионализму через другую этику, другую организацию театрального дела. Что такое театр? Это труппа – сейчас я располагаю феноменальной актёрской труппой, репертуар – у нас мощнейший репертуар, и публика – постоянная публика, она у нас есть. Наш театр аншлаговый и держится даже в теперешний трудный период. Не потому, что это я, а потому что направление наше верное! Если здоровая студийная основа, если ты знаешь, чего ты хочешь, если ощущаешь свою режиссёрскую миссию – должна быть обязательно такая внутренняя установка, если ты приходишь ставить свой очередной спектакль, имея свою школу, если ты выстрадал своё театральное дело… Я на направлении, которое меня выводит волей-неволей к каким-то творческим достижениям. И что мне хочется поставить в ближайшие сезоны и даже дальше – это я знаю точно!
– Марк Григорьевич! Благодарю за беседу. Примите самые искренние пожелания здоровья, удачи, успехов, счастья! Многая лета!
– Спасибо за тёплые слова.
Беседу вёл д-р Александр Лившиц
