Как вы понимаете, со времён основоположника современного русского литературного языка многое изменилось. В том числе и в русском языке, где многие литературные нормы с годами стали устарелыми. Один из примеров навскидку, в том же бессмертном романе Александра Сергеевича Пушкина (1799−1837): «…И с небреженьем/ Внимая звонкий голос их, / Ждала Татьяна с нетерпеньем, / Чтоб трепет сердца в ней затих». В литературном языке XIX века конструкция «внимать кого-что» (а не кому-чему) была нормальной.
Но не будем углубляться в эту увлекательную тему, она слишком обширна. Сосредоточимся на обращении влюблённой Татьяны в письме к Онегину. Дело было вовсе не в том, что «Она по-русски плохо знала, / Журналов наших не читала/ И выражалася с трудом/ На языке своём родном, / Итак, писала по-французски…» И автор, «родной земли спасая честь», перевёл письмо. Просто в отличие от современного беспредложного употребления глагола писать – кому-то, тогда было принято употреблять его с предлогом – к кому-то. Что можно найти и позднее, к примеру, у Достоевского в «Дневнике писателя» (1876 год): «Эти новые молодые люди тоже беспокоятся, пишут к вам письма».
Кстати, переводчики «Евгения Онегина» на французский письмо Татьяны начинают строками «Je vous écris – quoi d’autre à dire?», то есть без предлога. Хотя в английском переводе – «I write to you – no more confession is needed», и в немецком – «Ich bin so kühn, an Sie zu schreiben», с предлогом.
А раз уж мы упомянули переводы, то заметим, что при всей сложности и вытекающего отсюда их несовершенства, знаменитый роман переведён почти на 100 языков народов мира.
Правда, многие переводы оказались годны разве что на ознакомление с фабулой романа – даже Владимир Набоков пришёл, как писал американский литературовед-русист Пол Дебрецени (Paul Debreczeny), «к сознательному заключению, что создать адекватный поэтический текст по-английски невозможно», и сделал «тщательнейший подстрочный перевод». А один из переводчиков «Евгения Онегина» на английский язык (1977 г.) британский дипломат и поэт сэр Чарльз Хепбёрн-Джонстон (Charles Hepburn-Johnston), сумевший сохранить «онегинскую строфу», сетовал: «Из иноязычных литературных шедевров немногие пострадали от перевода на английский язык больше, чем „Евгений Онегин“. Переводчикам удалось сохранить в лучшем случае литературный смысл романа. В остальном он словно отделён от англоязычного читателя звуконепроницаемой стеной, за которой остаётся вся пушкинская магия: смесь трогательной прелести и циничной иронии, психологическая проницательность, лукавое мастерство повествования и вообще его вкус, его тон, его поза».
Тем не менее попытки передать эту «пушкинскую магию» не прекращаются.
Ну и «на десерт»: среди переводчиков романа на французский были в 1863 году Иван Сергеевич Тургенев вместе с мужем певицы Полины Виардо – писателем и искусствоведом Луи Виардо (Louis Viardot), а также… 22-й президент Франции Жак Ширак (Jacques Chirac). Правда, перевод Ширака, сделанный ещё в молодости, так и не был опубликован. Среди немецких же переводов (а их немало – первым стал перевод уроженца Санкт-Петербурга остзейского немца, поэта и переводчика русской литературы Карла Фридриха фон дер Борга (Carl Friedrich von der Borg) в 1836 году) одним из наиболее удачных можно, наверное, назвать труд слависта Теодора Коммихау (Theodor Commichau), чей стихотворный перевод 1916 года лёг в основу ряда более поздних работ.
Маргарита Дорштейн
