Большого ума не надо, чтобы процитировать произведение, но в данном случае без этого не обойтись, потому что лучше киргизского писателя Чингиза Айтматова, автора этого слова, никто не ответит на ваш вопрос.
Впрочем, допускают, что слово манкурт родственно древнетюркскому мунгул – глупый, безумный. В современном киргизском языке есть слово мунджу – калека. Либо «манкурт» заимствован из монгольского языка, где глагол мангуурах означает «становиться глупым, тупым». «Манкурт» может также происходить от тюркского слова менгирт (тот, кто был лишён памяти) или (но менее вероятно) от ман корт (плохое племя), или от слияния древнетюркских корней man- («надевать пояс, опоясываться») и qurut- («высушенный»). Тем не менее именно Чингиз Торекулович в романе «И дольше века длится день…» придал ему глубоко философское значение – это человек, забывший «кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери – одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом».
Конечно, лучше всего прочитать сам роман, где пересказана, а скорее переосмыслена, древняя легенда о пленных воинах, из которых жестоким образом делали рабов. Сначала им обривали головы, выскабливая каждую волосинку под корень. В это время забивали верблюда и из освежёванной верблюжьей шкуры отделяли её наиболее плотную часть на шее. Поделив эту часть на куски (шири), их тут же напяливали на обритые головы пленных. Свежая шкура прилипала к обритой голове, «каждого обречённого заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанными руками и ногами, на солнцепёке, без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток». Тот, кто подвергался такой экзекуции, либо умирал, либо сходил с ума от боли, которую причиняли жёсткие волосы, начинавшие расти внутрь, под кожу головы, и лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта – идеального раба, не помнящего своего прошлого и беспрекословно выполняющего приказы хозяина.
«Лишённый понимания собственного „Я“, манкурт с хозяйственной точки зрения обладал целым рядом преимуществ, – писал в романе Айтматов. – Он был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен. Он никогда не помышлял о бегстве. Для любого рабовладельца самое страшное – восстание раба. Каждый раб потенциально мятежник. Манкурт был единственным в своём роде исключением – ему в корне чужды были побуждения к бунту, неповиновению. Он не ведал таких страстей. И поэтому не было необходимости стеречь его, держать охрану и тем более подозревать в тайных замыслах. Манкурт, как собака, признавал только своих хозяев.»
Одного из них, пропавшего на поле битвы сына, решила разыскать Найман-Ана. В поисках «думалось ей о том, какая жизнь, какие события привели этих людей к такой жестокости, дикости – вытравить память раба». Она нашла сына. Но хозяин-жуаньжуан дал ему лук со стрелами, и беспамятный манкурт пронзил ими родную мать. Перед смертью с матери слетел белый платок, который превратился в птицу, летавшую над степью и кричавшую: «Вспомни, чей ты? Как твоё имя?»
После выхода романа «И дольше века длится день…» в 1980 году (первоначальное название – «Буранный полустанок») слово «манкурт», попавшее в самую «сердцевину» общественного сознания распадавшегося СССР, вошло в повседневную речь, чтобы описать отчуждение людей по отношению к обществу, которое подавляло их и искажало их историю. В некоторых бывших советских республиках этот термин стал обозначать тех нерусских, которые были отрезаны от собственных этнических корней под влиянием советской системы. В самом же русском языке появились неологизмы манкуртизация и деманкуртизация. Их смысл и причина появления понятны.
Маргарита Дорштейн
