«У меня вид на жительство в Германии с 2012 года, – говорит маркетолог Марк. – Вот уже больше 10 лет как живу и работаю на две страны. Какое-то время мы с семьёй жили порознь – я в Дортмунде, жена с дочкой – в Киеве. Но когда с начала этого страшного года ситуация стала нагнетаться, я все приостановил, прилетел к семье и стал уговаривать перебраться ко мне в Германию».
Марк раньше какое-то время жил и работал в Москве, но уже в первом десятилетии века понял, с кем имеет дело, и не питал иллюзий. Был уверен, что россияне обязательно развяжут войну, вопреки всему здравому смыслу.
Уговорить семью удалось только с первыми взрывами 24 февраля. На пороге уже несколько дней стояли чемоданы с вещами. Машина во дворе дома ждала с полным баком бензина. «Если бы мы выехали с левого берега Киева хотя бы на полчаса позже, то простояли в пробке на 3 часа дольше, – говорит Марк. – А если на полтора, то или попали бы под обстрел в Гостомеле, или в лучшем случае провели бы пару дней в пути без остановок. Минуты решали всё».
К вечеру первого дня войны они семьёй без особых приключений добрались во Львов, решив переночевать в отеле, чтобы утром выехать в Германию через польскую границу. Но последние 5−6 километров до пограничного пункта с Польшей заняли почти двое суток. На месте были только к ночи на 27 февраля.
Украинский пограничник, взяв в руки паспорт Марка, сообщил ему, что он никуда не выедет и вид на жительство ему не поможет, но семья его без него – может. «Я сначала решил, что это какой-то розыгрыш, – признаётся Марк. – Ведь у меня ещё при выезде отобрали и гражданский паспорт, и военный билет…»
Просьбы разобраться, звонок в консульство, где он состоит на учёте, – не помогли. Ему показали ксерокс списка «выездных», где не было ни слова о людях с его статусом. Семья ехать без него наотрез отказалась, и им пришлось вернуться вместе и снять квартиру во Львовской области. Только спустя почти месяц граждан, которые ранее выехали на постоянное место жительства в другие страны, внесли в список имеющих право легального выезда. На этот раз семья поехала через словацкую границу, и там вопросов не возникло.
Но потерянное время сказалось – во-первых, Марк за эти месяцы потерял работу, а во-вторых, семью пришлось оформлять долгих два месяца – к тому времени Германия уже не справлялась с наплывом беженцев. «Я прекрасно понимаю настроения людей в Украине, и пограничников в частности, и ни в коем случае никого не осуждаю, – говорит Марк. – Но имею личное мнение, что далеко не все способны воевать. С моим уровнем подготовки шансов выжить в открытом бою у меня нет».
Совсем другая история у семьи бывших крымчан Виктории и Сергея, которые эмигрировали в Германию после того, как в их доме под Алуштой поселились российские «миротворцы». Родители Виктории в тот же год перебрались в Винницу. «Муж приехал за нами на перекладных, – рассказывает Виктория, – я прилетела в Винницу с сыном на похороны мамы за три дня до начала войны». Спустя пару дней семью приютили знакомые в Тернополе. Но когда стало очевидно, что российская агрессия – не на неделю-две, Сергей сообщил, что остаётся в Украине и вступает в ряды территориальной обороны. «Я так долго его уговаривала не делать этого, вплоть до истерики, – вспоминает Виктория. – У нас только-только наладился быт в Берлине, он нашёл хорошую работу, мы планировали подавать документы на гражданство. Но Серёжа сказал, что пообещал себе ещё тогда, в 2014-м, если они пойдут полноценной войной, он не будет себя уважать, оставшись в стороне во второй раз». Сергей довёз их с сыном до Ужгорода и вернулся в Тернополь. Виктории пришлось уехать домой без мужа.
Её берлинская знакомая Жанна вместе с гражданским мужем Стасом после отдыха в Египте прибыли на свадьбу друзей в Черкассы, как выяснилось, прямо накануне войны. Стас – программист с многолетней рабочей визой, студент берлинского вуза. «Его надо видеть, – говорит Жанна. – в нем 60 с небольшим килограммов веса, куда ему на фронт? Мы выяснили, что с конца марта граждан с его статусом должны выпускать из страны. Но его не выпустили и отправили в военкомат прямо с границы, а потом – прямиком на полигон». Она так и не получила пояснения причин отказа, хотя ещё с границы дозвонилась до консульства. «Сотрудник был крайне категоричен, – говорит Жанна. – Узнав о ситуации, строго спросил: ваш муж идентифицирует себя как украинец? Я ответила: конечно же, да, мы всё это время помогали чем могли своей стране, но живём и работаем в Германии, едем домой. На что он ответил, что раз муж – гражданин Украины, он обязан сейчас защищать страну как мужчина, с оружием в руках».
«Есть две украинские национальные особенности, – говорит социолог Павел. – Первая – это бескомпромиссность в отношении любых мужчин, которые сейчас не на передовой. К примеру, если у женщины муж на войне, а она с детьми дома или в эмиграции, то слышать ничего не хочет о причинах, почему муж соседки сейчас не рядом с ним».
У Павла вторая группа инвалидности, он получил ранение ещё в 2016-м, когда возил гуманитарные грузы на линию фронта в Луганскую область. Он часто ездил в Германию по работе, и ещё до войны его пригласили в Дрезден на двухлетний курс повышения квалификации, с апреля. Но он даже не пытался получить разрешение на выезд: явился в военкомат сам, где медицинская комиссия признала его годным в военное время для работы в тылу.
«Вторая особенность, – продолжает Павел, – гораздо глубже, культивировалась очень давно. А с нулевых годов, я уверен в этом, на ней стали паразитировать разные силы извне. Она имеет своё название – танатос, влечение к смерти. Принцип „Воля или смерть“ для очень большого числа украинцев постепенно стал основой жизни, эти символы буквально повсюду – от гимна до главной идеи. И сейчас, во время войны, они вышли на самый передний план. Нигде больше в мире, в ЕС точно – сценарий, где знак равенства стоит между самоидентификацией и готовностью расстаться с жизнью, был бы просто немыслим. Задайтесь вопросом – кто ещё в 2022 году способен на такое? На это способны только украинцы».
Павел был активным участником Майдана, принимал личное участие в событиях 20 февраля 2014 года, когда его друга ранили, а более сотни украинцев стали жертвами противостояния. «Мы прекрасно понимали тогда, что это только начало, – вспоминает Павел. – И что рано или поздно эти чудовища придут на нашу землю мстить. Но я не ожидал, что всё зайдёт так далеко и военнообязанными станут практически все».
В случае продления военного положения в Украине мобилизация с большой долей вероятности с октября коснётся и женщин очень широкого круга профессий. Военная агрессия России продолжает нарастать, а уравновесить баланс сил возможно только при участии максимального числа граждан. «Украина постепенно подходит к израильской модели жизни в своей стране. В военное время решения принимают только военные люди, – говорит Павел. – По-другому и быть не может. Как иначе мы сможем сохранить свою страну?»
Стас, муж Жанны, прошёл подготовку и остался в резервном гарнизоне в Черкассах. В горячие точки его пока не отправляли. Сергей подписал контракт с Нацгвардией и защищает страну на южном фронте, под Одессой. Павел в Киеве проводит регулярные бесплатные курсы реабилитации для детей, чья психика продолжает страдать из-за постоянных воздушных тревог и взрывов. Семья Марка сейчас в Дортмунде в поиске долгосрочного жилья, но у него уже есть стабильные подработки, и часть заработанных денег он отправляет по проверенным каналам на нужды защитников Украины.
Похоже, эта война будет долгой и изнурительной.
Роман Сулима
