На этой неделе исполняется 25 лет со дня выхода в свет газеты «Редакция Германия» (ранее – «Русская Германия»). Эпоха, захватившая прошлый и новый века, сама по себе потрясающе интересный материал. А в газетном преломлении ещё и исторически бесценный. О эпохе и о газете обменялись вопросами и мнениями Борис Фельдман, соиздатель и главный редактор «РГ/РБ», и Григорий Аросев, писатель-историк, выпускающий редактор «РГ/РБ».
Спрашивает Аросев, отвечает Фельдман
– Четверть века русскоязычной газете – мощный результат, мало кому удавалось добиться такого. Что помогло «РГ/РБ» в покорении этой высоты, что, с вашей точки зрения, отличает издание от других?
– Горькая радость: теперь нам не от кого отличаться. Мы остались (и уже много лет) единственной еженедельной газетой Германии на русском языке. И единственной в Старом Свете.
Собственно, мы вернулись к тому, с чего начинали. Когда вышли первые номера газет (сначала городской, потом и всегерманской), я дал десятки интервью немецким и зарубежным коллегам. И всем говорил, что мы, мол, первая еженедельная – и так далее. Наконец меня спросили: «А остальные русские газеты – ежедневные?»
Остальных просто не существовало. Но это не укладывалось в голове коллег. Или не сразу укладывалось.
В начале 2000-х был невероятный бум русскоязычной прессы в Германии. В моём списке состояло больше 50 изданий. И бум этот был объясним: шутка ли, открылся более чем трёхмиллионный рынок (сейчас он почти вдвое больше, включая приезжих из Украины)! Вероятно, наш явный успех тогда многим показался путеводным и лёгким. Так бывает в любой отрасли человеческой деятельности. Потом обычно идёт резкий спад. Уоррен Баффет (Warren Buffett), великий финансовый пророк, часто повторяет: отлив покажет, кто купался без трусов. Когда громко хрюкнул кризис 2008−2009 годов, на нашем пляже стало гораздо малолюднее. Сейчас мы и вовсе купаемся в одиночку.
Многие твердят, что для бумажных корабликов нынче времена тревожные. Действительно, сотни и сотни бумажных СМИ закрылись. Но тысячи продолжают выходить. Я думаю, еженедельники выживут (у ежедневных газет такого шанса, увы, нет), превратившись в дорогой и престижный источник аналитической информации. Как театр по отношению к телевидению. И хотелось бы верить, что «РГ/РБ» достанется именно такой жребий.
– Как поменялся (и поменялся ли) читатель газеты, как поменялся её главный редактор?
– В 1990-е мы часто приезжали с газетами на встречи земляков. Эти мероприятия тогда набирали силу, собирали десятки тысяч людей. Переселенцы охотно брали ознакомительный экземпляр, но подписываться отказывались. «Мы не читаем по-русски, – отвечали они, – мы же немцы». При этом, конечно, по-немецки свежие репатрианты почти не говорили. Эта история давно стала редакционной байкой. Конечно же, многие тысячи семей «аусзидлеров» подписываются и читают нашу газету.
И вот в марте нынешнего года, когда берлинский вокзал превратился в огромный беженский лагерь, мы стали отправлять туда тысячи специально напечатанных газет. Люди расхватывали «РГ/РБ», но нашим сотрудникам строго указывали: «Вообще-то мы не читаем на русском языке, мы же украинцы…»
Исстрадавшихся людей, конечно, можно понять. И всё же история пошла по спирали. Это хорошее доказательство того, что читатель похож на жизнь: он и изменчив, и неизменен. Важнейшее его качество тоже такое же квантовое: он или есть, или нет. У нас он есть. Этим всё и объясняется.
– Что бы вы из июня 2022 года сказали или посоветовали всей редакции образца 1997-го?
– Верь, не бойся, мечтай!
Спрашивает Фельдман, отвечает Аросев
– Что как явление из 1990-х ушло от нас навсегда?
– Хотя в русскоязычном пространстве 1990-е годы называются мерзким словечком «лихие», они были совсем другими – годами надежды и происходящих на глазах переменах. И речь отнюдь не только об экс-СССР, а обо всём мире (как минимум о Европе). Пусть перемены эти неизбежно сопровождались большим бардаком и криминальными историями, но миновать этот этап едва ли было возможно.
Поэтому главное, что ушло навсегда – именно это ощущение: надежды и перемен. Возможно, когда/если ситуация глобально изменится, поколение тогдашних 20−30-летних будут снова ощущать подобное. Но те, кто принципиально старше – уже едва ли. И тогда же мы, наверное, чуть лучше поймём чувства довоенного и послевоенного поколений в начале 1990-х.
– В чём схожесть и в чём различие между русской волной в Берлине 1920-х и 2022-го?
– Схожесть – в первую очередь в ощущении, что на родину, скорее всего, вернуться больше не удастся. Либо удастся, но настолько непредставимо когда, что это фактически приравнивается к «никогда». Бежавшие от большевиков снимались с места впопыхах, опасаясь тюрьмы – В. Д. Набоков, отец знаменитого писателя, ноябрьским утром 1917-го направлялся на простое заседание, но потом увидел в газетах приказ (декрет) о своём аресте – и тем же вечером срочно сел в поезд. Только вдуматься: утром просто вышел из дома – и больше никогда не вернулся. Сейчас наверняка многие делают так же или почти так же.
Различие же – в интернете: благодаря ему связи не разрываются, и с оставшимися родственниками и друзьями (как и со всем прочим миром) мы общаемся хотя бы так. Это роскошь, недоступная эмигрантам вплоть до середины 1990-х, пока не появилась электронная почта.
Впрочем, должен признать, что всё вышеперечисленное относится не только к берлинским эмигрантам, а вообще ко всем.
В 1920-е Берлин стал центром русской эмиграции по географическим причинам – это был первый крупный город, первая столица европейской страны за пределами Российской империи/СССР. Первое место, где люди могли себя почувствовать в безопасности, немного выдохнуть, окончить, хотя бы на время, скитания. Сейчас добраться до Берлина можно чуть-чуть быстрее, но всё равно уже не так быстро, как ещё недавно – за 2,5 часа самолётом. А новым центром эмиграции Берлин стал (становится, остаётся) уже по традиции. В принципе, сейчас, если вырвался из РФ, уже всё равно, куда дальше ехать – но если нигде ещё прицельно не ждут, многие надеются на Берлин, потому что тут получилось у десятков и даже сотен тысяч, так почему бы не преуспеть и ещё кому-то? И они правы: Берлин – город свободы и возможностей, где всё зависит только от конкретного человека.
– Через 25 лет будет ли актуален лозунг «РГ/РБ» «Наше отечество – русский язык»?
– К сожалению, мир не прогрессирует ни в чём, за исключением технологий, и во всех прочих делах пока мы обречены двигаться по кругу – и вот мы зашли на очередной (не первый) виток. В человеческих ли силах выйти из этого колеса сансары? Мне кажется, нет.
Про то, что будет через четверть века, предположить проще, чем про ближайшие два-три года, например. Хочу и могу верить, что да, через 25 лет будет актуален. Но что произойдёт за это время, даже предположить не могу.
Борис Фельдман,
Григорий Аросев
